В ту минуту, когда умирал дедушка, я целовал Аллу. ”Милый, — шептала она, — а скоро мы понесем заявление в ЗАГС?». Ей очень хотелось замуж. Вместо этого она попала под машину.
Вот так. Хочешь одно — получаешь другое.
За окном лил дождь.
С иконы печально смотрел Иисус Христос. Вечерело. Бесчисленные мошки летели на свет лампы.
— Он так ждал тебя, — вздыхала бабушка. — А ты не приехал.
Наутро я прошёлся по городу. Мало что изменилось. Рядом с роддомом, где я родился, построили больницу, где умер дедушка.
Пустили экскурсионный автобус.
Экскурсовод говорил:
— В нашем городе останавливался Николай Васильевич Гоголь. А теперь посмотрите направо…
Все смотрели направо.
Кладбищенский забор местами лежал на земле. На дешёвеньком надгробии была та же фотография, что и на кухне в рамке. Неужели здесь зарыт мой дедушка?..
По дорожке несли гроб. Женщину в чёрном поддерживали под руки.
— Кто умер в этом году — не умрёт в следующем, — подмигнул мне пьяненький мужчина, замыкающий похоронную процессию.
В автобусе на спинке сиденья было нацарапано: ”Так ли мы живём?..»
Слева от меня сидел экскурсовод.
— А зачем Гоголь здесь останавливался? — спросил я у него.
— Бричка у него сломалась, — ответил экскурсовод.
За автобусом тянулся шлейф пыли. Лаяла собака.
Стоял обшарпанный неизвестный солдат у вечного огня, который погас…
Мы въехали на центральную площадь.
Большой щит пестрел от красных цифр. С трех огромных портретов сам на себя важно смотрел Брежнев. Садилось солнце. Вспоминалась Алла.
— Мне пора, — сказала она, не трогаясь с места.
— Иди, раз пора, — пожал я плечами.
Она ушла, хлопнув дверью.
И где теперь Алла, моя первая любовь?.. Где экскурсовод, говоривший про Гоголя?.. И где Гоголь, говоривший: «Скучно на этом свете, господа»… Где неизвестный солдат?.. И известный ленинец — Лёня Брежнев?.. Где мои дедушка с бабушкой?.. И где Иисус Христос, сказавший: «Господи, спаси»?.. Где они все, интересно мне знать?..
И где я сам?.. Такой умный… красивый… неповторимый…
III
ЧЁРНЫЕ ДЫРЫ ПОГЛОЩАЮТ НАС
ЛЫСЫЙ КАРЛИК
1. Эстетический вкус домработницы Клавы
Утром мы все завтракаем. Потом пьём чай. С чаем мне всегда не везёт. Только я хочу сделать глоток из чашки, как кто–то, ну скажем — лейтенант Прищепа, говорит:
— У вас в чаю головастик плавает.
Смотрю. И точно — головастик.
Но это ещё куда ни шло. Можно вытащить и допить.
Бывает и похуже.
Например, на следующий день. Садимся снова чай пить. Я специально сам всем разливаю. И заварку. И кипяток. Чтоб избежать неприятных эксцессов.
Только сяду. Только чашку к губам поднесу. Опять кто–то, ну к примеру — моя любимая, говорит:
— У тебя в чае опарыш плавает.
Гляжу. Точно — опарыш.
Все пьют дальше, хоть бы что. А домработница Клава отодвигает свою чашку и заявляет:
— Подобные вещи оскорбляют мой эстетический вкус.
Встаёт из–за стола и уходит. Демонстративно.
— Вот гадина, — говорит ей вслед генерал Степанов. — Будь моя воля, она бы у меня на помойке вместе с крысами питалась.
— Так точно! — козыряет лейтенант Прищепа.
А внебрачный ребёнок Петя вопит во всё горло:
— Фуфло-о!
Ему недавно исполнился год. И ничего другого, к счастью, он вопить пока не умеет.
2. Как генералу Степанову не дали Героя Советского Союза
Генерал Степанов не всегда был генералом Степановым. Вначале он был лейтенантом Степановым. Потом его непосредственного начальника, капитана Иванова, расстреляли чекисты. И лейтенант Степанов стал капитаном Степановым. Потом его непосредственного начальника, майора Петрова, расстреляли чекисты. И капитан Степанов стал майором Степановым. Потом его непосредственного начальника, полковника Сидорова, расстреляли чекисты. И майор Степанов стал полковником Степановым. Затем началась война. Полковник Степанов пошёл на фронт и потерял под Курском ногу. Вместо ноги ему дали «генерала».
— Дайте ещё и Героя, — попросил Степанов.
— Не положено, — ответили ему. — Вы ведь только правую ногу под Курском потеряли.
— Эх, ёб твою мать, — не раз впоследствии сокрушался генерал Степанов. — Надо было и левую ногу под Курском потерять.
3. Внебрачный ребёнок Петя целует телевизионную дикторшу
Внебрачный ребёнок Петя любил целовать телевизионную дикторшу. Увидев её на экране, он начинал дрожать, тыкать в неё пальчиком и вырываться из рук моей любимой… Он подбегал к телевизору и смачно впивался губами в экран. Как раз в то место, где находились губы симпатичной дикторши.
И — замирал в блаженном оцепенении.
Это так вошло у него в привычку, что он не хотел ни есть, ни спать, пока не поцелует телевизор. Странное поведение внебрачного ребёнка было ведущей темой наших разговоров.
— Я думаю, — глубокомысленно изрекал генерал Степанов, — что тут не обошлось без лысого карлика.
— Так точно! — козырял лейтенант Прищепа.
— А может, в прошлой жизни она была ему женой или сестрой, — размышляла домработница Клава.
— Ох–хо–хо, — вздыхала моя любимая. — Чует моё сердце, что это какое–то сексуальное извращение.
И когда в очередной раз пришёл детский врач, любимая спросила у него:
— Доктор, Петенька всё время целует дикторшу на телеэкране. Это случайно не сексуальное извращение?
— Которую дикторшу–то? — живо заинтересовался врач. — Ту, что в девятичасовых новостях? С высоким бюстом?..
— Да–да–да, — кивали мы все.
— Ха, — говорил врач и облизывал губы. — Я тоже её целую. А наш заведующий умудрился даже её трахнуть. Так что ничего страшного, — успокаивал он мою любимую. — Вот если б ваш ребёнок целовал диктора, тогда другое дело.
4. Как я чуть было не получил по морде
Как–то раз, вечером, я шёл по улице. И вдруг рядом со мной возник здоровенный амбал. Я смотрел на него. А он смотрел на меня. Я его никогда раньше не видел. И никого он мне не напоминал. И тем не менее, я почему–то упорно продолжал на него смотреть.
— Чего уставился? — спросил амбал, не то что бы очень уж грубо, но и не так что бы очень уж вежливо.
— Лицо у вас красивое, — сказал я.
Он крепко взял меня за локоть и повёл за угол. Мы остановились в тёмной подворотне.
Амбал задумчиво молчал. Его кулак, величиной с котёнка, висел на уровне моей челюсти.
— Ладно, — поразмышляв, сказал амбал. — Иди. И больше никогда насчёт этого не говори.
— Насчёт чего? — не понял я.
— Насчёт картошки дров поджарить, — ответил амбал.
5. Лысый карлик
Генерал Степанов, куда бы ни смотрел, везде видел лысого карлика. Смотрит он, к примеру, в телескоп. На звёзды. В третьем часу ночи. Все, конечно, давно спят. И вдруг на всю квартиру раздаётся истошный вопль:
— Глядите, по небу летит лысый карлик!
Мы вскакиваем со своих кроватей и несёмся смотреть. Но лысого карлика в небе нет.
— Ну вот только что был! — горячо доказывает генерал Степанов.
Мы возвращаемся в свои кровати. Через пять минут опять истошный вопль:
— Глядите, по небу летит лысый карлик!
Мы снова, сломя головы, несёмся смотреть.
Лысого карлика нет.
— Ну вот буквально только что… — пожимает плечами генерал.
И так раз пятнадцать за ночь.
6. Моя любимая
Моя любимая спит. Она дышит ровно и глубоко. Я вижу её грудь под розовой комбинацией. Я вижу её густые волосы, разметавшиеся по подушке. Я вижу ямочки у неё на щеках. Она улыбается во сне. Я вижу её пухлые губы. Чувственные. Горячие… Её рот чуть–чуть приоткрыт. Я вижу ровные белые зубы… Я вижу… Господи, что это?.. Я присмотрелся. И увидел… конец шнурка от своего ботинка. Я потянул за него. Он поддался. Я начал вытаскивать шнурок изо рта моей любимой… Он всё тянулся и тянулся. Наконец, вытащился. Моя любимая проснулась.
— Любимая, — спросил я у неё, — как тебе в рот попал шнурок от моего ботинка?
— Не знаю, — раздраженно бросила любимая.
— Любимая, — настаивал я, — вспомни, пожалуйста. Может, когда ты мыла пол в прихожей, ты случайно схватила его зубами?
— Да что ты ко мне пристал! — взорвалась любимая. — Какой, к чёрту, пол?! Я уже десять лет не мою полов!..
И моя любимая отвернулась к стене.
7. Одноклассник
